Ну, вот, наконец, маски сброшены и стало понято, зачем построили адронный коллайдер! Чтобы опровергнуть Эйнштейна, или вернее Фридмана. Мало того, что великих ученых полили грязью всех сортов и расцветок, что сегодня практически никто не помнит, в чем собственно состоят теории Эйнштейна, а то, что изучают в университетах под видом ОТО, никакого отношения к Эйнштейну не имеет. Я уж не говорю про Фридмана – это вообще неизвестно кто и звать его никак. При этом достопочтенная публика до сих пор уверена, что Эйнштейн великий ученый, но так называемое «научное сообщество» уже давно при упоминании его имени падает на пол и дергается в конвульсиях, и ядовитая пена зеленого цвета начинает идти у него изо рта.Когда я оказался на Западе мне посчастливилось поработать с человеком, который был прямым учеником Энштейна, и через него я столкнулся с целой научной традицией, которая в это время тихо умирала в США, не получая ни финансовой поддержки для воспитания учеников, ни возможности трудоустроить тех немногих молодых аспирантов, кто все таки хотел заниматься построением единой теорией поля, так как эту задачу понимал Эйнштейн. Весьма немногочисленная молодежь, приезжавшая на семинары, находилась в состоянии уныния и обычно отвечала на вопросы весьма выразительным маханием руки. При этом в соседних кабинетах бурлила жизнь и дележка грантов среди тех, кто считал, что ОТО это просто одна из калибровочных теорий, а на упоминаие сингулярности в космологической модели Фридамана отвечали удивленным взглядом, мол кто это и советом изучить эффект Казимира и теорию Большого взрыва. Я в то время был поглощен своей теорией поля и, честно говоря, не сумел оценить по достоинству ту редкую удачу, которую мне предоставила жизнь, дав возможность пообщаться с таким людьми. Но что-то все таки начало передаваться и под самый конец я все таки сумел осознать то, что я оказался одним из последних учеников Эйнштейна второй генерациии, в дополнение ко всем остальным своим проблемам, успел почувствовать себя то ли последним могиканином, то ли последним атлантом, стоящим на уходящей под воду скале, последней оставшейся от уже исчезнувшего континента. Причем меня поразила та жестокость и цинизм, с которой система мэйнстримной физики расправлялась не со мной, я то как раз получил по заслугам, а с последними остатками когда-то славной, если не славнейшей научной школы. Чем же досадил Эйнштейн сильным мира сего и их научным лакеям? У меня есть одна теория политического свойства, но я пока не хочу её рассказывать, поскольку ее все равно надо рассматривать в контексте научных заслуг Эйнштейна. Причем для того, чтобы осознать эти заслуги необходимо вернуться назад лет на четыреста, а возможно и раньше.
Все началось с так называемого конфликта «науки и церкви». Кавычки в связи с тем, что стороны конфликта не были тем, кем они назывались. Наука была в этом конфликте представлена некими эзотерическими сообществами, или попросту говоря масонскими ложами, которые действительно покровительствовали ученым, а некоторые из них, подобно Базарову, даже сами резали лягушек и пускали ток через лягушачьи лапки. Все для того, чтобы найти подтверждение тому, что они и так давно знали- что бога нет или что он умер и никогда не воскреснет. Я прямо слышу, как не самый последний из них говорит мне в ответ на мои вопросы:
«Нет, это чересчур, обсуждение таких тем выходит за рамки научных дискуссий с профанами. Нет бога, и не было никогда. А есть вечная самоорганизующаяся Материя, высшей формой которой являются белковые тела и их высшая нервная деятельность этих высших белковых тел, которая есть электрический ток, бегущий по нервам-проводам. При этом, конечно, есть индивидуумы у которых эти провода проложены особенно удачно, а есть дефектные индивидуумы, которые придумывают себе боженьку, совесть и прочую мораль, чтобы скомпенсировать свою не слишком удачную электропроводку и замаскировать таким образом свою неспособность противостоять индивидуумам с правильной электропроводкой в войне всех против всех, которая и есть жизнь!»
Ну а церковь была в основном представлена католиками и протестантами, о которых я не хочу говорить ничего плохого, но обращаю внимание на тот очевидный факт, что с точки зрения Православного христианина, католические и протестантские сообщества никак нельзя называть Церковью в Православном понимании этого слова. По определению.
При этом надо вспомнить, что, как известно, ВФР, впрочем, как и ВАР, была революцией не только антифеодальной, но и антикатолической, что в условиях Франции, где гугеноты были врагами традиционно католических народных масс, означало революцию прежде всего атеистическую, и подготовка к ней велась как раз энциклопедистами. Состояла она в частности в использовании науки, пользовавшейся большим уважением у набиравшей силу протестантской буржуазии, для развенчания основных католических догматов. Основным объектом этих атак стал, конечно, Генезис, теоретически общий для всех авраамических религий. При этом нельзя забывать, что в рамках Католичества отход от авраамического генезиса превратился в повод для преследований и геноцида целого народа в ходе альбигойского крестового похода.
Особенно яростным атакам подвергалось утверждение о сотворенности всего сущего в том числе и материи Одним Творцом. Причем, что существенно, из ничего – ех nihilo. Это, несомненно, было связано с тем, что вышеупомянутые энциклопедисты были интеллектуальными и духовными наследниками альбигойцев, считавших материю творением альтернативного божества, причем создавшего ее не из ничего, а из себя. Именно поэтому материя в определенных кругах стала эвфемизмом этого альтернативного божества, в просторечии именуемого Люцифером великими русскими поэтами Гумилевым и Блоком, хорошо потусовавшимся в этих самых ложах . Надо сказать, что это не только придало материалистической науке некую сакральность в глазах весьма влиятельных и амбициозных политических сил, но и обеспечило внимание к ней их политических конкурентов. Католическая Церковь, например, конечно, отрицала противоречие генезиса и достижений науки, но по мере сил портила жизнь отдельным ученым. Но, так как ее авторитет был подорван попытками подменить собою государство в средние века, она не смогла сформулировать адекватный ответ на вызовы времени. С другой стороны Православная Церковь после падения Константинополя находилась в столь глубоком интеллектуальном кризисе, что говорить о ее участии в этих дискуссиях просто не приходится. Хотя поразившее самого Эйлера удивительно точное применение Ломоносовым для рассмотрения проблемы теплорода философского аппарата, в частности «бритвы Вильяма из Оккама», позволяет говорить о том, что именно эта работа, сформулировавшая столь обрадовавший гностиков закон сохранения массы, парадоксальным образом была первым ответом Православной науки нового времени на задаваемые гностиками вопросы.
Все эти обстоятельства предопределили развитие науки как антиклерикальной силы, хотя сами ученые зачастую были весьма религиозными людьми. Любые научные открытия, которые можно было истолковать в антиавраамическом смысле, с восторгом встречались эзотерическими сообществами и получали солидную финансовую поддержку в рамках так называемой благотворительности. Тем не менее, наука развивалась по своим собственным законам и, после того как Эйлер, Лагранж, и Мопертуи представили математическую формулировку закона сохранения энергии, импульса и момента, стало ясно, что эти законы являются следствием так называемой «симметрии» пространства и времени по отношению к бесконечно малым трансляциям системы координат. То есть, законы физики, выражаются математическими формулами, которые не должны зависеть от переноса начала системы координат в другую точку пространства и времени или от поворота осей на некоторый угол, так как все точки и направления равнозначны. А процесс установления системы координат нужен людям, как мысленный способ дать точкам пространства и времени имена и выразить законы физики с помощью математики. Оглядываясь назад эти законы христианин мог бы сформулировать так:
«координаты и математика нужны только нам, грешным, для того, чтобы выразить законы физики языком математики, а Всеведущий Господь и так знает каждую точку по ее настоящему, истинному имени и Ему никакая математика не нужна и никаких формул при установлении законов природы Он не пишет.»
Классическая механика, систематизировавшая законы физики открытые Ньютоном, являлась внутренне непротиворечивой частью физики, но она находится в неразрешимом противоречии с созданной Фарадеем и Максвеллом электродинамикой, утверждающей, что электрические частицы воздействуют друг на друга не непосредственно, а через промежуточный носитель, получивший название электромагнитного поля. Уравнения Максвелла, описывающие единым образом и распространение этого электромагнитного поля и взаимодействие с ним частиц, показали однозначным образом, что скорость распространения электромагнитных волн не зависит от системы координат, что прекрасно согласовывалось с сформулированного еще Галилеем принципом равноправия всех так называемых инерциальных систем отсчета, то есть движущихся относительно друг друга равномерно и прямолинейно. Но ученые разделились на две партии :
одни считали, что электромагнитные волны это есть колебания некоего эфира, заполняющего пространство и способного увлекаться движущейся материей, что противоречило принципу Галилея о равноправии инерциальных систем координат, так как с этим эфиром можно связать преимущественную систему отсчета. Другие утверждали, что никакого эфира нет , а есть электромагнитное поле в пустоте и уравнения Максвелла надо немножечко подправить.
Что тут началось! Какие эксперименты поставил Майкельсон, какие теории о кажущейся длине и кажущейся длительности придумали Лорентц и Пуанкаре! Какая блистательная математика, правда немножко неверная, была придумана, для того чтобы запихнуть реальность уравнений Максвелла в уютное, известное со времен Эвклида, так называемое «реальное» пространство и время.
И тут вылез «сумасшедший жиденыш из Швейцарии», уже однажды отличившийся применением явления капиллярности для анализа межмолекулярных сил и размеров молекул, и, с помощью дилетантски простых рассуждений и школьной математики, буквально на пальцах построил так называемую специальную теорию относительности (СТО), выводящую все результаты Лорентца и Пуанкаре из двух взаимосвязанных постулатов - обобщенного принципа Галилея и постоянства скорости света в любых так называемых инерциальных системах отсчета, в которых тело в отсутствии воздействующих на него сил остается в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения. Правда, при этом объективное, «реальное» пространство оказалось воображаемым, или вернее мысленным, так как не кажущаяся длина движущегося предмета менялась, а менялись все наблюдаемые длины в этой движущейся системе координат, то есть менялось само наблюдаемое пространство, а вышеупомянутое «реальное» пространство становилось принципиально ненаблюдаемым. При этом с точки зрения традиционного научного метода, созданного императором Юстинианом и Сэром Исааком Ньютоном, одним из наиболее важных результатов Эйнштейна становилось ограничение познания реальности научными методами, так как эфир, существование которого Эйнштейн хотя и не отрицал, но показал, что он не нужен для построения физической теории, оказался объектом, который не может быть объектом изучения научными методами. По сути дела СТО Эйнштейна представляло собой идеальный случай применения «бритвы» Вильяма из Оккама (а не «бритвы Оккама»), что в корне противоречило подходу Пуанкаре, который хотя и получил те же самые математические результаты, но утверждая, что эфир, хотя и принципиально не наблюдаем в эксперименте, может изучаться научными методами, поскольку он совершенно необходим для построения теории. Это делало СТО Эйнштейна теорией, прежде всего философской, так как она ставила вопрос о гнозисе, то есть о границах и способах человеческого познания реальности, которая из реальности наблюдаемой научными методами, превращалась в Реальность, которую изучать только научными методами принципиально невозможно. Как забавно читать современных философов, рассуждающих о чудачествах Эйнштейна, привлекавшего религиозную терминологию для обоснования того интуитивного прыжка от чувственного опыта к аксиомам удивительного количества построенных им фундаментальных теорий, который получил название «дуги Эйнштейна». Между тем без этого прыжка Эйнштейна и порожденных им теорий был бы невозможен тот протрясающий взлет фундаментальной науки в двадцатом веке, который весьма таинственным образом остановился в 70-х годах и сегодня сменился регрессом. Они просто не понимают, что то, о чем говорит Эйнштейн, описывая свою «дугу Эйнштейна», быть может, важнее самих теорий. Кроме того, поскольку кинематика, то есть способ описания движения и фундаментальное свойство пространства не может зависеть от движущегося объекта рассмотрения, в данном случае электромагнитного поля, скорость света оказалась скоростью распространения любых взаимодействий в пустом пространстве времени, а не только электромагнитного поля.
С другой стороны реальность и физика в теории Пуанкаре распадалась на две несовместимые части - классическую физику частиц с кинематикой преобразований Галилея и физику поля, с кинематикой преобразований Лоренца. В теории Эйнштейна реальность и физика оказывались едиными и для электромагнитного поля и для всех других взаимодействий, правда, при этом, куда то подевалось «реальное» пространство и время, ход которого не зависел от наблюдателя. Сами понятия материи и духа начало немножечко рассыпаться и перемешиваться друг с другом, но в силу весьма определенных исторических причин, одной из которых была подготовка к мировой войне, эзотерические сообщества, несмотря на гневные вопли сторонников Пуанкаре, решили признать научные заслуги Эйнштейна. Они даже дали ему возможность защитить диссертацию и продолжить заниматься наукой не только в свободное от анализа патентов время. Результатом было то, что Эйнштейн к началу мировой войны сумел распространить свой эпистемологический подход, получивший название «дуги Эйнштейна», на анализ теории гравитации, со времен Ньютона неизменно ясно сформулированной и столь же неизменно неспособной ответить хоть на какой-нибудь вопрос о природе и механизме этого взаимодействия. Многочисленные попытки ввести непротиворечивую концепцию гравитационного поля оказались безуспешными, и теория гравитации оказалась единственным прибежищем теории дальнодействия, когда один объект мгновенно действует на другой удаленный объект. Причем особенно нетерпимое положение сложилось после создания СТО, когда стало ясно, что теория дальнодействия в сочетании с СТО противоречит закону причинности. И только сформулированный Эйнштейном в 1915 году принцип эквивалентности сил гравитации и так называемых сил инерции, согласно которому принципиально невозможно обнаружить наличие гравитационного поля в свободно падающем лифте достаточно малых размеров, позволил обобщить принцип относительности на неинерциальные системы отсчета и создать теорию гравитации, не нуждающуюся в принципе дальнодействия. Правда при этом появилось не гравитационное поле, а законы геометрии, способные меняться от точки к точке, причем дальнодействие исчезало, а уже похороненный закон причинности, согласно которому результат любого действия находится по отношению к нему в абсолютном прошлом, восставал из гроба в добром здравии. В результате появилась общая теория относительности, основанная на принципе ковариантности, согласно которому математическая формулировка законов природы не должна зависеть от инерциальности системы отсчета или отсутствия оной.
Именно минимальность исходных предположений и логическая стройность теории Эйнштейна, освободив понятие времени от абсолютизации априори приписанных свойств, позволила, выявить взаимность связи свойств времени с законном причинности и даже его приоритетность. С христианской точки зрения это является особенно важным, так как именно причинность позволяет человеку осознать связь между грехом и последствиями греха, что является необходимым компонентом раскаянья. Таким образом именно ОТО полностью подтверждает точку зрения Православных святых, например Григория Нисского, которую он высказал более тысячи лет тому назад и согласно которой и Вселенная и управляющие ею законы природы созданы таким образом, чтобы способствовать раскаянью и спасению человека – образа и подобия Божия.
Другой аксиомой ОТО или вернее очевидностью являлось утверждение, что при малых скоростях и массах ОТО должно переходить в Ньютоновский закон всемирного тяготения. Все, больше никаких предположений Эйнштейн при выводе уравнений ОТО не делал. Все остальные результаты были получены им в сотрудничестве с Марселем Гроссманом и Давидом Гильбертом с помощью безукоризненной логики и виртуозной математики. Но тогда, в 1915 году, когда после битвы на Марне стало ясно, что без России страны Антанты обречены на сокрушительное поражение и внимание всего мира было приковано к галлиполийской мясорубке и газовой атаке германской армии на Ипре, никто не мог понять все последствия для человечества этой публикации Эйнштейна, в которой он изложил основы ОТО. Эта работа в корне поменяла осознание человечеством своего места в мире и прежде всего на то, что возможно в этом мире, а что нет. То есть эта работа Эйнштейна раздвинула границы человеческого воображения и раскрыла новые возможности человеческого разума, а это уже не только физика.
Самыми главными теоретическим результатами Эйнштейна были утверждения о том, что во первых пространство и время представляют собой неразделимое единство, получившее название пространство-время, а во вторых, что гравитация - это «геометрия» этого пространства-времени. То есть что любое материальное тело изменяет вокруг себя законы геометрии, как бы засасывая в себя эфир, в результате чего параллельные прямые перестают быть и прямыми и параллельными и начинают пересекаться, превращаясь в геодезические кривые. Причем эти результаты не зависят от того верна или нет ОТО Эйнштейна, так как ОТО, реализовав мечту Лобачевского и Римана, прежде всего раздвинуло границы человеческого воображения, границы того, что мы считаем возможным, и позволило человечеству взглянуть на себя и на свое место во вселенного действительно с метагалактической точки зрения. И даже если окажется, что ОТО не всегда адекватно описывает законы природы, воображение человека останется свободным от абсолютизации относительного
Сам факт того, что уже почти сто лет «научное сообщество», одержимое ненавистью к автору этой теории, предпринимает отчаянные усилия по ее дискредитации, включая подлог и фальсификацию доказательств, но не может выбросить идеи Эйнштейна на помойку, и они остаются основой любого цельного научного мировоззрения, говорит о том, что границы человеческого мышления остаются открытыми, а возможности человеческого разума и воображения неограниченными. До тех пор пока теория Эйнштейна остается одной из альтернатив, надежда на возвращение влияния науки на ближайшую судьбу человечества имеет под собой серьезные основания. Более того, есть очень серьезные основания полагать, что наука избавится от навязанной ей извне антиклерикальной роли и обретет второе дыхание, восстановив свои Юстиниановские корни «смиренномудрия».
Эти надежды в значительной мере связаны с той ролью, которую сыграл великий русский ученый Александр Фридман. Когда выяснилось, что космологические уравнения ОТО, сделавшие объектом изучения всю вселенную, стационарных решений не имеют, теория «предвечной материи» получила первый удар от своего любимого но приемного детища – науки. Но поскольку отсутствие решений означает только очередную неспособность науки ответить на вечные вопросы, а эзотерические сообщества вынуждены были заниматься непредвиденными последствиями затеянной ими мировой войны, в частности Великой Октябрьской Социалистической Революцией, никто не обратил внимание на то, что революция в физике грозит перевернуть не только социум, но и «мир идей». Истины «сакральной геометрии», считавшиеся незыблемыми со времен строителей египетских пирамид, а со времен Платона считавшиеся доказательством вечности и чистоты мира идей, оказались таким-же обманом органов чувств, как и вещество собственной задницы. Но когда Александр Фридман в 1921 году получил первые нестационарные решения космлогических уравнений ОТО, выяснилось, что наука как раз прекрасно может ответить на вечные вопросы, но этот ответ качественно совпадает с той картиной вселенной, которую рисует библейский Генезис, а предвечная материя вместе с пространством и временем стянулась в точку и исчезла. Выяснилось, что космологическое решение Фридмана имеет особенность в прошлом, когда размер вселенной, понимаемой как любые формы материи, включая пространство и время, доступные наблюдению научными методами, был равен нулю. Нулю! Zero!!! То есть ранее этого момента вселенной не было, и она была создана из ничего. Таким образом ОТО и Фридмановская космологическая модель представили картину истории Вселенной, качественно совпадающую с историей Творения, представленную в Генезисе Авраамовской традиции. Что конечно не позволяет говорить об идентичности этих космологий, но более не позволяет утверждать, что между Генезисом и научным методом существует неразрешимое противоречие. Более того, большинство религиозных людей представляют себе акт творения из ничего как абсолютно пустое пространство в котором внезапно появляются различные формы материи. Фридмановская космологическая модель показала , что ранее этого момента не было не только материи, но и пространства и времени, и можно только поражаться тому, что Православные Святые 7 века пришли к аналогичным выводам, совершенно из других соображений. Такого удара гностики конечно не простят Эйнштейну и Фридману никогда.
Атака на ОТО началась сразу после опубликования статьи, но та роль, которую сыграл Эйнштейн и Бор в атомном проекте, его влияние на ход истории и устройство послевоенного мира, не позволили расправиться с ОТО пока он был жив. А вот достижения Александра Фридмана, как более явное опровержение гностического миросозерцания, «научное сообщество» постаралось проигнорировать практически сразу, хотя самому Эйнштейну потребовалось довольно значительное время для того чтобы осознать сделанное Фридманом открытие.
Но после смерти Эйнштейна подмена ОТО так называемой квантовой гравитацией пошла полным ходом. При этом уравнения Эйнштейна брались как данность, но их начали применять для описания явлений, когда правая часть этого уравнения – тензор энергии импульса заведомо невозможно корректно сформулировать, а сами понятия измерения длины и продолжительности вступают в противоречие с законами квантовой механики. Возникавшие трудности преодолевались не модификацией математической формулировки ОТО на основе таких идей как принцип эквивалентности, а радикальным изменением физического смысла этих уравнений, в результате чего пропадало единство пространства-времени и энергии, геометрия оказывалась полем, а принцип эквивалентности гравитационной и инерционной масс исчезал в неизвестном направлении вместе с принципом общей относительности (ковариантности). Главный результат Эйнштейна – взаимосвязь гравитации и геометрии оказался заменен на математически идентичное, но противоположенное по физическому смыслу описание гравитации неким полем, связанным с так называемым полем перенормировок. Произвольным образом на ранних моментах развития вселенной, когда якобы квантовые флуктуации должны были носить поистине вселенский характер, ОТО была объявленной неприменимой без указания на то, как эти флуктуации должны влиять на исходную систему аксиом Эйнштейна или как эти уравнения должны быть модифицированы. Неприменимы и все! И поменьше вопросов и философствований! Главное исчез ноль из решений Фридмана и появился в начале расширения некий физический вакуум как параметр обрезания, столь характерный для всех калибровочных теорий, построенных на использовании дыры в математическом аппарате, для ответа на трудные вопросы методом их игнорирования. Про этот физический вакуум можно предполагать все что угодно, так как сравнивать подгоночные параметры с экспериментом просто невозможно. Все что угодно лишь бы не ноль! При этом следует отметить, что разница между нулем и 10 в степени минус миллиард намного болше чем между 10 в степени минус миллиард и 10 в степени плюс миллиард. Разница носит качественный характер!!!
В результате главным достижением науки, приоритетным над всеми другими, оказалось уравнение Шредингера, чья область применимости якобы не имеет никаких ограничений, которые имеют в обязательном порядке все остальные теории. Причем, несмотря на то, что Эйнштейн, был один из отцов квантовой механики и получил пресловутую нобелевку за объяснение фотоэффекта, он неоднократно сравнивал ее с картиной, изображающей господа бога занятого игрой с миром в кости. Но, несмотря на его якобы неоспоримый авторитет, рассуждать на эту тему или обсуждать ограниченность области применимости уравнения Шредингера а также критически рассуждать о философских источниках квантовой механики считается верхом непрофессионализма. Сама попытка поднимать эти вопросы оказывается волчьим билетом для любого ученого, не имеющего Нобелевской премии. (Нобелевским лауреатам как известно можно все, как сертифицированным сумасшедшим, не представляющим опасности для общества.) Неудивительно, что теоретическая физика начала все больше принимать характер некоего сакрального знания, а ученые начали превращаться в жрецов некой псевдо-религии, которая последнее время стала очень сильно влиять не только на другие науки, но и на социальную структуру общества. Помимо всевозможных бомб и прочих «апокалипсических» устройств, трудно не заметить мировоззренческую связь калибровочной инвариантности с принципом отсутствия у доллара объекта сравнения,. Особенно если учесть что принцип калибровочной инвариантности доллара, поддержание которого стало основой мировой финансовой системы и сакральным центром геополитических стратегий, в условиях кризиса начинает приобретать характер идола, требующего человеческих жертвоприношений. Естественно, что совершение научных открытия, наличие или отсутствие которых способно подорвать сакральную основу такого миропорядка, особенно если он совсем новенький, не более 20 лет от роду, не может быть пущено на самотек. С этой точки зрения стоит ли удивляться, что европейским ученым удалось таки провести кампанию высокоточных геодезических измерений и определить что расстояние между генератором мюонов в Церне, Щвейцария и детектором нейтрино в Laboratori Nazionali del Gran Sasso, Италии составляет 734 км +\- 2 м, несмотря на то, что они находятся на разных континентальных плитах и такое относительное изменение длины на таких расстояниях при модуле Юнга 100 Гпа , соответствует напряжению всего 300 N/m squared
Конечно замечательно, что физика стронулась с мертвой точки, и даже если впоследствии окажется что эффект сверхсветовых мюонов вызван систематической ошибкой сверхсложной аппаратуры или так называвемой аппаратной функцией, но все равно необнаружение бозона Хиггса дает надежду что гностическое пленение науки закончилось и как бы долго не искали эту аппаратную функцию, появилась надежда, что физика вернется назад к Эйнштейну и Дираку займется наконец такими вопрсами как физический смысл волновой функции и "наблюдателя", особенной если учесть, что нет худа без добра и 30 лет развития теории Большого Взрыва, ясно показали что точка синуглярности естественным образом является точкой синхронизации, и по крайней мере одна из проблем единой теории решена
No comments:
Post a Comment