Flow of consciousness: Тест

Определить насколько каноничным было такое заведомо неканоничное событие как "Великий раскол" не представляется возможным, однако, когда 16 июля 1054 года, прямо во время богослужения в Святой Софии, Папский легат кардинал Гумберт вручил отлучение от Церкви всем Православным христианам, не признающим главенство Римской кафедры, это несомненно сделало явным существование двух существенно различных субъекта истории - Православного Востока и Католического Запада. Для Запада это было началом художественного расхождения с Православием и одновременно временем величайших художественных достижений, причем, восхищаясь этими достижениями, нельзя забывать, что наивысшая точка подъема всегда является началом падения.

Гуннора де Крепон утверждает устав
монастыря Мон-Сен-Мишель. XII век

Понять и оценить эти во многом парадоксальные достижения Западного христианства возможно только в их связи со стратегическим союзом нормандских последователей Алкуина, начавших в середине 10 века выводить Западную Европу из кризиса варварства, и Папства, ставшего на путь цивилизационного Христианства. Этот союз напрямую связан с герцогом Нормандским Ричардом I и с его "датской", а впоследствии законной женой Гуннорой де Крепон. История любви этой пары очень важна для понимания того, каким образом умница и красавица Гуннора преобразила Европу, родив Ричарду I девять детей, которые стали родоначальниками львиной доли аристократический семейств Европы. Гуннора жила со своей сестрой Сейнфредой, женой лесника, когда ее увидел Ричард I, охотившийся поблизости, и пожелал, чтобы она стала его любовницей. Но Сейнфрейда, оказавшаяся добродетельной женщиной, отказалась от этой чести, и Ричард I вынужден был примириться с отказом. Вместо этого женился на ее незамужней сестре Гунноре де Крепон, которая впоследствии оказалась не только красавицей, но и премудрой вдохновительницей создания интеллектуального центра западного христианства - аббатсва Мон-Сен-Мишель.

Влияние "Благой вести" на норманнов выразилось прежде всего в том, что эти чемпионы коварства и войны внезапно возжаждали упорядоченья жизни и государственного строительства, которого их христианское самосознание требовало для минимизации зла в современной им варварской Европе. Дело в том, что после смерти Карла Великого цивилизационное христианство начало разваливаться, и, после смерти в 905 году последнего Итальянского Каролинга, а в 911 году последнего Каролинга немецкого, в Священной Римской Империи окончательно воцарилась мерзость запустения. Достаточно сказать, что Папство в течении 60 лет управлялось группой куртизанок, в связи с чем 10-ый век в Риме получил название эпохи порнократии. В этот период, большинство Пап умирало, успев оставить после себя длинный шлейф злодейств. Только благодаря прямому военному давлению Императора Оттона I Великого в 963 году на Папском троне оказался клирик, известный своим аскетическим образом жизни, забытом в эпоху порнократии.

Между тем Архиепископ Реймский Адальберон под влиянием бывшего аббата Боббио и крупнейшего ученого своего времени Жильбера Орильякского перестал поддерживать последнего представителя династии Каролингов в западной империи и после его смерти в 987 году короновал королём Франции Гуго Капета. Это привело к окончательному распаду Империи Карла Великого и созданию французской государственности.
Тысячелетие Рождества Христова цивилизационное христианство встречало во главе с Папой Сильвестром II, причем под этим именем выступал никто иной, как вышеупомянутый архитектор создания Франции, Жильбер Орильякский. Он был Папой великой учености, приобретенной им в Барселоне, Кордовском Халифате и библиотеке монастыря Боббио. Он привнес в Европейскую науку астролябию, глобус, счеты и арабские цифры, что, в сочетании с борьбой против симонии и конкубинатом среди священников, обеспечило ему актуальную до сих пор репутацию чернокнижника. В частности, согласно свидетельству Михаила Булгакова именно рукописи папы Сильвестра II, обнаруженные в Москве через тысячу лет после их написания, заставили приехать в СССР мессира Воланда, а первого посла США в СССР Уильяма Буллита предоставить 24 апреля 1935 года Спасо-Хаус для проведения «весеннего бала полнолуния».

Жильбер Оверньский (Орильякский),
Isagoge Geometriae
(Введение в геометрию),
Латынь. середина XII века.

Стилистические совпадения Москвы 1935 года с эпохой Жильбера Орильякского, столь точно подмеченные гениальным писателем, явно выявляют глубинное, сущностное единство тех исторических процессов, которые происходили в Италии 11 века и в СССР за год до того, как Лев Троцкий уехал из Европы, Адольф Гитлер выкинул в корзину Версальский договор, а английские ученые приступили к разработке атомной бомбы. На этом балу в посольстве США в Москве, в то время анти-христианской столицы мира де-факто, помимо глав дипломатических миссий всех мировых держав и ведущих представителей художественной и научной интеллигенции, присутствовали все руководители Коминтерна, военной и партийной элиты СССР и Сталинского ордена меченосцев. Неудивительно, что "Евангелие от дьявола", в котором Михаил Булгаков описал этот бал в Москве 1935 года, прекрасно могло бы вписаться в прижизненную библиотеку Алкуина, если только не обращать внимание на совершенно выпадающее из контекста словечко "примус".

Жена, облечённая в солнце
(миниатюра Геррады Ландсбергской,
конец XII века)

Самое интересное, что Уильям Буллит, потомок Джорджа Вашингтона, человек наделенный выдающимся даром визионера, применение которого к международной политике так поразило не только Франклина Делано Рузвельта, но и все правительство США, действительно стилистически скорее соответствовал эпохе Гунноры де Креппон и нормандской интерпретации откровения Ионна Богослова (Откр.12:7-9), в которой повествуется о небесной битве архангела Михаила и его ангелов с семиглавым и десятирогим драконом, преследовавшем Жену, облечённую в солнце, и её младенца:
« И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали [против них], но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним »,
«и обрели дракон и ангелы его человеческий облик, и рассеялись между людьми, чтобы не нашли их. А в месте падения дракона появился остров Мон-Сен-Мишель, на котором Святой Обер по заданию Архангела Михаила воздвиг святилище в честь этой победы.

Надо сказать, что до этого бала Уильям Буллит был ослеплен любовью к В.И.Ленину, с которым он встречался по поручению тайного советника Вудро Вильсона полковника Хьюза, и писал, что "Ленин является выдающимся, честным, прямым, добрым человеком с хорошим чувством юмора" и видел в комунистическом перевороте "продолжение великого американского эксперимента свободы". А от Троцкого он был просто в восторге и считал, что "Троцкий намного опережает нас (США) на пути к либерализму".

После этого бала великий визионер внезапно "узрел истинную природу коммунистического режима" и детальный анализ этих "видений", описанных в его донесениях Рузвельту, показывает, что именно на этом балу посол США в СССР, поклонник Ленина и Троцкого, муж вдовы автора книги "10 дней которые потрясли Мир" Джона Рида, внезапно узрел такое будущее России, что во время второй мировой войны призывал США к войне против СССР. Более того, есть очень серьезные основания полагать, что именно рукопись Жильбера Орильякского, тысячу лет тому назад убедившая Архиепископа Реймского короновать Гуго Капета и таким образом похоронить Империю Карла Великого, в 1935 году не позволила Уильяму Буллиту навязать своё виденье будущего кому-то очень авторитетному из числа гостей на балу в Спасо-Хаус, в результате чего роман другого визионера, Ильи Эренбурга "Трест Д.Е." оказался просто сатирой, быть может поразительно точной в деталях, но ошибочной в главном - в понимании роли Франции и "Нормандии" в Империи Карла Великого и роли Егорова и Кантария в попытке ее воссоздать и распространить на весь мир.

Уильям Буллит - первый посол США в ССССР.

Надо сказать, что уже тысячу лет тому назад, в момент своего рождения Франция и Нормандия ясно показали свое историческое предназначение врача и внутреннего оппонента цивилизационного христианства . Уже в 10 веке в Западно-Франкской империи, позднее превратившейся во Францию, по сравнению с Восточной кризис цивилизационного христианства был не столь очевиден, причем в значительной мере благодаря влиянию норманнов. Бывшие пираты, терроризировавшие всю Европу, став вассалами короля, по-прежнему не боялись посмотреть на цвет крови, и это, несомненно, охлаждало горячие головы желающих с оружием в руках доказывать голубизну крови своей. Кроме того, значительная часть норманнов, войдя в состав купеческого сословия, не только построили единственное в Западной Европе социально-мобильное общество, но и, нуждаясь в возможности безопасно перевозить товары, способствовали объединению Европы, так как в случае отсутствия этой безопасности, могли так за себя постоять, что у чересчур назойливых разбойников надолго пропадало желание препятствовать свободе торговли.
Не менее существенное влияние оказали норманны и на жизнь Церкви. В частности превращение герцогом Нормандской Ричардом I морально-разложившейся общины святого Обера в образцово-показательный монастырь Мон-Сен-Мишель, несомненно, связано с Клюнийской реформой, начатой примерно в это время великим преобразователем цивилизационного христианства Одоном Клюнийскийм.

Реконструкция аббатства Клюни.

Клюнийская реформа создала единую систему из более чем 2000 монастырей, разбросанных по всей Западной Европе, ставших источником административных кадров для всех государств того времени. Именно эти кадра, ставшие основой европейской бюрократии, укрепили европейские государства и в конечном итоге и вывели Западную Европу из 500 летнего кризиса варварства. То, что Клюнийская реформа католических монастырей и государственное строительство норманнов удивительно точно дополняли друг друга, совместно представляя собой некую реализацию идей Карла Великого и Алкуина, наводит на мысль о существовании некоего единого центра стратегического планирования, способного, на значительные интеллектуальные усилия

С этой точки зрения особый интерес представляет тот факт, что аббат Одон Клюнийский был библиотекарем аббатства Клюни примерно в то-же время, когда аббат Майнар, впоследствии возглавивиший монастырь Мон-Сен-Мишель, был библиотекарем аббатства Сан-Вандрий, исторически связанного с Клюни. То, что в дальнейший, при аббате Одилоне, ход Клюнийской реформы шел в теснейшем взаимодействии с Нормандскими герцогами не вызывает никаких сомнений, причем если во всей остальной Европе одним из основных направлений этой реформы было выведение клюнийских монастырей из под контроля светских правителей и местного епископата, то в Нормандии, а впоследствии и в южной Италии, Клюнийская реформа с одобрения Пап шла под руководством местных норманнских вождей. В частности один из архитекторов Клюнийской реформы аббат монастыря Святого Бенигнуса в Дижоне Уилльям Вольпианский, был приглашен Ричардом II в 1001 году реформировать аббатство Фекамп, ставшее усыпальницей Нормандских герцогов, а затем стал тем самым архитектором, руководившим строительством собора монастыря Мон-Сен-Мишель, который принял, то поразительное по смелости и новаторству решение поместить трансепт собора на самую вершину горы, которое собственно и сделало этот собор одним из чудес света.
В дальнейшем Клюнийская реформа монастырской жизни стала основой Григорианской реформы Католической Церкви, проведенным питомцем Клюни Папой Григорием IV, причем военно-политическим мотором этих реформ стали внуки Гунноры де Креппон и Ричарда I, дети их дочери Фразенды, вышедшей замуж за бедного нормандского дворянина Танкреда де Отвиля

Эти дети принадлежали к первому поколению норманнов, для которого, благодаря аббатсву Мон-Сен-Мишель, основанному их бабушкой Гуннорой и дедушкой Ричардом, легенда о битве Святого Михаила с драконом стала способом самоидентификации. Поэтому, после того, как в 1016 году, буйный нрав их ровесников и соседей. Осмонда и Райнульфа Дренго, воспитанных не только на "Золотой легенде", но и на языческих сагах норманнских пиратов, вступил в противоречие с планами Ричарда II установить верховенство закона в Нормандии, бузотерам не прищло в голову ничего другого, как во главе 250 вооруженных приятелей совершить паломничества в Италию, в пещеру-святилище Михаила Архангела на горе Монте-Гаргано, где, согласно нормандской легенде началось то сражение Михаила Архангела с Сатаной, которое закончилось на горе Сен-Мишель падением древнего дракона с небес на землю. По свидетельству Вильгельма из Апулии, норманнские паломники встретили там Мелуса из Бари, поднявшего незадолго до этого мятеж лангобардов против власти Византийских Императоров над южной Италией. Когда поэтическое воображение нормандских паломников пришло в соприкосновение с жаждой недавних ариан, лангобардов освободиться от власти византийцев, пример Роллона, боевым топором добывшего себе герцогство, не мог не прийти им в голову. Вот такое получилось паломничество.

Битва архангела Михаила с драконом.
Миниатюра из Великолепного часослова
герцога Беррийского. Начало XV в.

Семена этой нормандской мечты упали на благодатную почву анархии в Италии, усугубляемой набегами на Рим сарацин, прочно обосновавшихся в Сицилии. Прибыв в Италию молодые норманны поначалу присоединились к восстанию лангобардов против Византии, но потерпели поражение от варягов и русов - своих кузенов из России и Скандинавии, которых Владимир Святой отправил на помощь Византийскому Императору, а тот послал их в Италию на помощь катапану Василию Боиоаннесу. После этого урока норманны, постоянно получавшие подкрепления из Нормандии, решили добывать себе графства и герцогства в качестве наемников, не утруждая себя религиозно-идеологическими веригами, и постоянно переходили с одной воющей стороны на другую, весьма прагматично стремясь оказаться на стороне победителей.
В 1035 на Итальянский театр военных действий прибывают первые Отвили - Вильгельм и Хэмфри, которые быстро завоевывают популярность среди норманнов своими подвигами в ходе сицилийской экспедиции византийцев под командованием греческого генерала Георгия Маниака. К сожалению, поссорившись с генералом Маниаком, Отвили вернулись в Апулию и присоединились к новому восстанию лангобардов, нанеся ряд поражений Византии. Систематические переходы на сторону противника вождей лангобардов сводили эти победы на нет, до тех пор, пока в 1042 году на собрании в Мельфи норманны не избрали своим предводителем Вильгельма Отвиля, присвоив ему титул графа Апулии. Это избрание сочеталось с обещанием князя Солерно Гвемара узаконить власть норманнов в областях освобожденных от византийцев, которое впоследствии было подтверждено Императором Священной Римской Империи Генрихом III. Война с «византийскими еретиками» не мешала вражде с Римским Папой, но после того, как в 1053 году норманны под командованием одного из Отвилей Роберта Гвискара разгромили войска Папы Льва IX и взяли его самого в плен, доверительная беседа о путях развития цивилизационного христианства между пленником и его почтительным тюремщиком привела к прочному, стратегическому союзу между Папством и норманнами. Этот союз имел действительно геополитические последствия, поскольку он не только заложил основу будущих реформ Папы Григория VII, но и создал военно-политические предпосылки великого раскола. До этого момента Католичество, потрясенное "блеском и нищетой куртизанок", несмотря на систематические попытки подчинить восточных епископов епископу Рима, находилось в состоянии обморока. Папы после смерти Карла Великого на горьком опыте убедились, что Lex Salica - не позволяет создать прочное, в том числе и в военном отношении государство, и периодически восстанавливали нормальное общение с Православными..

Италия до начала норманнского завоевания.

Южная Италия к моменту смерти Роберта Гвискара

Южная Италия в 1112 году, когда Рожер II становится королеи Сицилии.

Несмотря на это Папа Лева IX не однократно, хотя и безуспешно, пытался подчинить себе юг Италии, находившийся под церковной юрисдикцией константинопольского Патриарха. Но когда он почувствовал за своей спиной не только военную, но и моральную поддержку норманнов, его убежденность во всемирно-историческом значении Франкфуртского собора, включая примат Папы иего непогрешимость ex-cathedra, стала непоколебимой. Естественно противоречие этой духовной реальности Православию очень кстати в связи с необходимостью легитимации Папой Львом IX вышеупомянутые обязательств Императора Генриха III перед Вильгельмом де Отвилем. Таким образом, в результате союза Папы с итальянскими норманнами, католичество, наконец, приобрело характер единственно верного учения и преобразующей силы общества. Уже через год Папа Лев IX, когда его попытки взять под свой контроль южную Италию вызвали ответные меры Константинопольского Патриарха Михаила Кирулария, принял решение о необходимости привести положение де-юре в соответствие с положением дел де-факто, и послал в Византию для урегулирования конфликта своих легатов, возглавляемых кардиналом Гумбертом, известного своими дипломатическими способностями, и кроме того, очевидно, снабдив его соответствующими инструкциями. Взаимные анафемы, проистекшие из этого урегулирования, завершили процесс духовного и политического формирования глобального Запада, начатый Карлом Великим и Папой Львом III 25 декабря 800 года.
Воплощение нового духовного субъекта истории в соответствующие организационные и политические формы не заставило себя долго ждать, и в 1059 году Папа Николай II созвал знаменитый нулевой Латеранский Собор, первым делом признавший норманнские завоевания в Италии и принявший In Nomine Domine - основные, базовые каноны Католической Церкви:
1. Осуждение брачной жизни духовенства, как «противоречащей основам веры».
2. Освобождение Церковной власти от Императора и других светских правителей.
3. Создание коллегии кардиналов-епископов, как собрания епископов, единственно полномочных избирать Римского Папу.
Декреты нулевого Латеранского собора не только сформировали характеристические черты Католической Церкви, но и стали источником основного конфликта политического христианства, получившего название "борьба за инвеституру". Конечно "борьба за инвеституру", подобно бомбе замедленного действия, тикала в политическом христианстве изначально, но детонатором этой бомбы оказались декреты нулевого Латеранского собора, заменившие право Императоров номинировать Пап на весьма расплывчатое право одобрения уже избранного Папы

подкрепленные воинским искусством итальянских норманнов,.

Примечательно, что эти каноны были артикулированы не без помощи, кардинала Гильдебранда, бывший клюнийский монах, впоследствии ставший Папой Римским Григорием VII, преобразователем Церкви и победителем при Каноссе, где Император Генрих IV, в 1077 году отлученный от Церкви и присяги подданых, три дня стоял босиком в снегу и молил о Папу о прощении. Папа Григорий VII был неутомимым борцом с симонией и виновником разграбления Рима воинами Роберта Гвискара, покровителем кардинала Гумберта, "канонизировавшим" Великий Раскол, и инициатором геополитических амбиций Рима, закончившим свою жизнь в изгнании, под зашитой норманнов Южной Италии.

Император Генрих IV босиком, в снегу в Каноссе

Естественно,. Несмотря на то, что в 1061 году синод в Базеле, созванный под контролем Императора Генриха IV, объявил, что эти декреты Латеранского собора, не имеющими силы, каноны "In Nomine Domine", особенно третий, оказались весьма жизнеспособными. В частности именно коллегия кардиналов, как структура параллельная традиционной церковной иерархии и вместе с тем, благодаря своему исключительному праву выбирать главу Церкви, стоящая над ней, до сих пор служит прецедентом и лекалом при создании всевозможных элитарных, квази-идеологических сообществ в Западной Европе, причем не только католических.
Несмотря на духовную и политическую пропасть, которая внезапно разверзлась между восточным и западным христианством и с удивительной скоростью стала расширяться, грозя уничтожить обоих участников конфликта, именно в это время литургическое искусство показало, что в Западной Европе продолжает жить и развиваться потрясенность "красотой Христа", ставшая на какое-то время единственным мостом через эту пропасть. Помимо того, что Византия по-прежнему была источником знаний, государственного, административного и предпринимательского опыта, она продолжала оставаться законодателем моды в искусстве. Православные иконы этого периода, получившего название Второго Золотого Века византийского искусства, продолжали вызывать восхищение у западных христиан, причем величайшим почитателем Византийского искусства, стал Рожер II - сын младшего из братьев Отвилей, Рожера I Сицилийского, отвоевавшего в 1088 году у арабов Сицилию.

Кафедральный собор Мессины, начало строительства
которого связывается с Рожером I.

Рожер I Сицилийский был человеком выдающихся способностей, лично участвовавшим в решаюших исход сражения единоборствах, военным инженером, научившим норманнов использовать стенобитные машины, дипломатом и архитектором, синтезировавшим достижения романской и арабской архитектуры и создавшим норманно-арабский архитектурный стиль. Отвоевав у арабов Сицилию, он показал себя мудрым и гуманным правителем, который последовательно проводил политику "свободы вероисповедания" по отношению к мусульманам и грекам. Рожер I осторожно, не меняя обряда богослужения, замещал умерших православных священников латинскими клириками, чем предвосхитил политику Папства после Флорентийской унии.

Эта политика, выгодно отличавшая его от других норманских властителей, преследовавших в своих владениях Православие, весьма способствовала тому, что его сын Рожер II сумел распространить графство отца на весь юг Италии, создав тем самым одно из сильнейших государств того времени - Сицилийское королевство, которое включало в себя помимо всей Сицилии еще Апулию и Калабрию. Кроме того, пока остальная Европа зверела в бессмысленных крестовых походах, прагматичный Рожер II, создал самый могучий флот Средиземноморья, что позволило ему наполнить казну, захватив порты на побережье Судана и Туниса, через которые шли торговые пути во внутреннюю Африку. Разрушив планы германского Императора Конрада III в Италии, захватив в плен Папу, и разграбив Корфу, Афины, Фивы и Коринф, он почти сумел подружить против себя Западную и Восточную Империи, а также Папство, и только вмешательство высших сил предотвратило этот воистину геополитический, но, с учетом последующей истории, несколько противоестественный союз. Внеся таким образом свой вклад в международное экуменическое движение, Рожер II, не участвуя в крестовых походах, но будучи родственником короля Антиохийского Балдуина, потребовал себе княжество Антиохийское. В обеспечение своих требований он захватил в заложники латинского патриарха Антиохии, чем не только исключил использование своего флота крестоносцами, но и взорвал изнутри логику крестовых походов. Но самое поразительно это то, что Рожер II не просто продолжил дело отца, человека совершенно поразительных талантов, но и сумел его превзойти, превратив его и свои военно-политические достижения в значительно более важные достижения культурно-цивилизационные. Прекрасно владея греческим и арабским языками, математикой, естественными науками, географией и философией, он собрал при своем дворе лучших арабских и греческих ученых, превративших Палермо в наиболее значительный научный центр Европы. Именно в Палермо европейцы смогли ознакомиться с достижениями Византийской и арабской цивилизаций в обстановке мира и сотрудничества, между тем как заслуги культурного обмена на полях сражений Испании, Малой Азии и Ближнего Востока сильно преувеличенны, за исключением быть может культурного обмена между последователями главного оппонента Рожера II Бернара Клервоского и духовными чадами Ага-Хана.

Кроме того Рожер II начал собирать библиотеку, обладателем которой впоследствии стало аббатство Монте-Кассино. Именно в этой библиотеке состоялось знакомство Святого Фомы Аквинского с работами современников Рожера II"Воскрешение наук о Вере" Аль-Газали и "Путеводитель растерянных" Рамбама, благодаря которому он и приступил к созданию Summa Theologica.
Сицилийское королевство, состояло из таких разнородных общин, как норманны католики, православные греки, и арабы мусульмане, и Рожер II, последовательно проводя вслед за своим отцом политику равноправия общин, сделал объединяющим фактором лояльностью королю, чем создал прецедент для всех последующих многонациональных и многоконфессиональных абсолютных монархий Европы.

Аббатство Монте-Кассино.

Эти достижения в области государственного строительства, были кодифицированы в недавно обнаруженные в библиотеке Монте-Кассино своде законов, получившим название Арианские ассизы, потенциально представляющие план превращения Сицилийского королевства в Империю и имевшие для последующей истории Европы значение сравнимое со значением кодекса Юстиниана. Но все величие замыслов этого поистине гениального человека, также как и трагедия их неисполнимости становится понятным только при сопоставлении геополитических планов Рожера II с его же художественной программой, реализованной, в Палатинской Капелле Норманского дворца и в Церкви Санта-Мария-дель-Аммиральо, также называемой "адмиральской", в честь ее строителя и спонсора, флотоводца и "эмира эмиров"(адмирала) Палермо Георгия Антиохийского.

Капелла Палатина

Самым известным произведением искусства в "адмиральской" церкви является мозаика, изображающая коронацию Рожера II Иисусом Христом, которая кажется совершенно Православной не только по художественному стилю, но и по сюжету, характерному именно для византийского понимания "Боговдохновенной власти Императора". Действительно, католическая концепция инвеституры предполагает обязательность Римского Папы как посредника между Богом и человеком, особенно при происхождении от Бога Власти. Правда для самих норманнских вождей Италии благодарными Римскими Папами было сделано исключение, методом предоставления им наследственных легатских полномочий, но эта дань "real politic" никогда не заявлялась в качестве идеологии. А тот факт, что само изображение на мозаике представляет собой не символический "образ" Рожера II, а скорее его портрет, для которого он несомненно позировал, доказывает, что эта мозаика является художественным воплощением наиболее важных, можно даже сказать интимных аспектов мировоззрения гениального короля Сицилии, наиболее значительного политических деятеля того времени, современниками которого были аббат Сагер и святой Бернар Клервоский.

Более того, сопоставление этой мозаики с имперскими интенциями "Арианских ассиз" приводит к выводу, что на ней изображена коронация Императора, а не короля Рожера II. Причем то, что Рожер II вполне сознательно поместил этот символ своих Имперских амбиций именно в посвященную Богоматери Православную Церковь, а не в Палатинскую капеллу Норманнского дворца в Палермо, украшенную троном Каролингов, доказывает, что правнук создателей аббатства Мон-Сен-Мищель и наследник всех обязательств Императора Священной Римской Империи Генриха III перед Вильгельмом Отвилем, инициировавших не только завоевание норманами Византийских владений в Южной Италии, легитимированное Папой Николаем II и нулевым Латеранским собором, в глубине души знал не только в чем сила, но и в чем Правда.

Эта догадка получает дополнительное подтверждение при анализе одного из самых блистательных произведений западно-европейских архитектуры и искусства, практически единственного оставшегося неизменным памятника арабо-норманнского стиля, удивительно гармонично синтезировавшего арабские и романские принципы архитектуры, украшенного византийскими мозаиками удивительной красоты, для создания которых Рожер II пригласил лучших мастеров Константинополя - Паллатинской капеллы Норманнского дворца в Палермо.